Из истории дореволюционных коллекций ананьинских древностей

Мельникова О. Из истории дореволюционных коллекций ананьинских древностей (по материалам ЦГА УР). //У истоков археологии Волго-Камья (к 150-летию открытия Ананьинского могиль­ника). Серия «Археология евразийских степей». Выпуск 8. Елабуга, 2008 с.24-28

Мельникова О.

Из истории дореволюционных коллекций ананьинских древностей (по материалам ЦГА УР)

Исследование Ананьинского могильника по- дожило начало не только систематическому ар­хеологическому изучению региона, но и рожде­нию всей прикамской археологии. Общеизвест­но, что история изучения ананьинских древно­стей, осмысление их значимости, и, что весьма важно, формирование сообщества интересую­щихся ими людей и установление связей между ними восходит к середине 50-х гг. XIX в. Нача­ло этому было положено любительским инте­ресом к истории города Елабуги купца И.В.Шишкина.

Малодоступность для широкого читателя автобиографии «Жизнь Елабужского купца Ива­на Васильевича Шишкина, писанная им самим в 1876 году» извиняет пространную цитату, из которой становится понятным, почему именно он обратил внимание на Ананьинский могиль­ник. И.В.Шишкин писал: «Давно меня занима­ла история нашего города Елабуги. При всяком случае я старался узнать из исторических до­кументов или из предания. А между тем заочно познакомился с проживающим в Москве профес­сором Капитоном Ивановичем Невоструевым, для которого родина — наш город. И у него было желание узнать историю своей родины… Он узнал от наших торговцев, что и я имею жела­ние и даже собираю сведения. Он обратился ко мне с просьбою, нет ли каких-нибудь древних курганов с надписями или каких-нибудь рукопи­сен. также и курганов. По таковому случаю я более начал узнавать о подобных предметах… Поэтому я обратил внимание на местность за Ананьином, называемою могильником. Стал о нем расспрашивать жителей, которые достави­ли мне несколько металлических вещей. Я ото­слал их Невоструеву. Он показывал знающим людям, которые, признали их очень древними. Поэтому я просил удельное начальство (кото­рому принадлежит это место), чтобы мне по­белили разрыть. Но при двукратной просьбе было отказано. Но напоследок прислали довольно знающего чиновника г[осподина] Алабина, который пригласил  меня, и мы вместе отправи­лись для разрытия могильника. Разрыли довольно много, и нашли очень много, не говоря о скелетах, а очень много медных или бронзовых вещей разных форм. Некоторые относились к оружию, некоторые к украшениям, а несколько вещей железных; кинжалы или ножи совершен­но ржавые. Всех вещей было найдено более ста штук, и все эти вещи увезены господином Алабиным. Сделано им подробное описание и представлено им же в Питер, в географическое общество, которое эти описания включило в свое издание. И мне один экземпляр был прислан. На могильнике нам желательно было отыскать камень с надписью, но его не оказалось. Гра­мотности и признака не было, а сказывали жи­тели, что давно был на могильнике камень и будто с надписью, и был увезен Елабужским мещанином Красильниковым, который отозвался тем, что точно камень им был увезен с надпи­сями и положен был в баню в печь. Тут весь и уничтожился. Не очень давно приезжал техно­лог Лерх, рассматривал могильник и частью копался и тоже нашел и еще несколько вещей и от жителей приобрел древний тип каменных ору­дий. Этими действиями все наши труды для истории Елабуги и ограничились, и что-то Не­воструев замолчал, а я более ничего приобрес­ти не мог, хотя и хлопотал о том предмете кро­ме приобретения древних разных вещей и ото­сланных в Питер или в Москву» (Шишкин, 2007. С. 56-58).

Тесная связь ананьинских находок с пред­ставлениями о древней истории региона еще более усилилась в последней четверти XIX — начале XX в., когда во многих российских про­винциальных городах стали возникать научные общества и музеи. Так, в Вятской губернии 5 апреля 1909 г. был учрежден музей Сарапульского земства. В 1913 г. он был передан Обще­ству изучения Прикамского края (Мельникова, С. 38-44). Ставя перед музеем цель «по­пуляризации знаний вообще, при посредстве изу­чения Прикамского края», его учредители вы­ражали обеспокоенность тем, что «в настоящее время разного рода редкие предметы, имеющие ценность в смысле изучения местной жизни: археологические древности и другое — сосре­дотачиваются в частных руках, теряются без­возвратно, и чем дальше идет время, тем бо­лее теряется памятников старины и местного быта. С открытием музея этот недостаток бу­дет устранен. Явится учреждение, в котором можно будет сосредоточить все эти предметы.

В музее они будут классифицированы, приведе­ны в систему, и со временем будет надежда достигнуть того, что благодаря собранным предметам удастся возможно полно предста­вить жизнь местного края и его историю. При этом те предметы, которые теперь бесполезно хранятся в качестве единичных, хотя бы и ред­ких экспонатов у частных лиц, будут сколлекционированы в музее и доступны для обозрения широким слоям публики, что, несомненно, ока­жет большую пользу к изучению края» (ЦГА У Р. Ф. 349. Оп. 2. Ед. хр. 6. Л. 1.).

Обнаруженный мною в фондах ЦГА УР не­известный прежде автограф А.А. Спицына со­держит весьма ценные рекомендации относи­тельно устройства музея и самого механизма пополнения его археологических коллекций[1]: «Мне очень нравится мысль о местном Сарапульском музее. Вы понемногу можете собрать драгоценные материалы для изучения края в естественном, историческом и бытовом отно­шениях, музей должен натолкнуть на исследо­вания многие молодые силы. Конечно, он дол­жен иметь и образовательный материал в виде вещей, картин, фотографий, моделей. Самое главное, чтобы они были обозначены помеще­нием, хранением и прислугой, иначе если этого не будет, то лучше и не браться. Вот если бы [вы имели? — О.М.] здание. Тут должны быть собраны предметы быта, русского и инородчес­кого. Должны тут альбомы видов городов, се­лений и хозяйства. Все это будет драгоценно и потому-то эти вещи должны быть охранены, иначе не будет к музею доверия со стороны местного населения. Что касается предметов древности, то они свободно приобретают­ся, если это случайные находки невыдаю­щегося значения. Находки особого рода по закону поступают в государственные боль­шие музеи, где лучше сохранность и где есть возможность изучения (выделено мной — О.М.). Они направляются в Императорскую Археологическую Комиссию, где их и распре­деляют по музеям. Раскопки можно вести толь­ко с разрешения Археологической Комиссии, которая следит лишь за тем, чтобы они были проведены опытными исследователями, сопровождались бы должным образом. А находки были препроведены в обеспеченный охраной музей. Сама она претензий на находки не имеет. А с местными памятниками знакомит моя книга о вотяцких древностях, изданная  Имп[ераторским] Московским Археологическим Обществом, мое же описание могильников Оки и Камы. Через издательства я попытаюсь най­ти описание древнего края в более обстоятель­ной или хотя бы в более краткой форме. А как разыскивать памятники древности, сему учит прилагаемая при сем брошюра «Разведки». Низко кланяюсь Вам и К.М.^[2] и желаю Вам доб­рого благополучия и здоровья. Преданный Вам А. Спицын. 21 апреля 1909 г.» (ЦГА УР. Ф. 349. Oil 2. Ед. хр. 7. Л. 20).

Приступая к формированию своей археоло­гической коллекции и имея среди членов-учредителей немало лиц, интересовавшихся архео­логией, музей не мог не обратить внимание на ананьинские древности. Тем более что прово­димые с 1910 г. от имени музея студентом Пе­тербургского политехнического института Л.А. Беркутовыми первые самостоятельные раскопки музея так же касались изучения па­мятников ананьинской эпохи.

В процессе изучения фонда 349 «Музей Сарапульского земства» в ЦГА УР удалось обна­ружить весьма интересные свидетельства от­носительно коллекций как самого Ананьинско­го могильника, так и ананьинских древностей, обнаруженных в пределах Сарапульского уезда Вятской губернии.

Так, 27 июля 1909 г. в письме на имя предсе­дателя Сарапульской уездной земской управы — одного из организаторов музея М.С. Тюнина известный вятский родиновед, учредитель Кукарского образовательного общества в Вят­ской губернии А.С. Лебедев упоминает об из­вестном факте приобретения финским археоло­гом А.М. Тальгреном находок из Ананьинского могильника^[3]. Он писал: «Вы меня простите, но я, как вятич, хотел Вас пожурить. Я в Казани Вам говорил, что необходимо с самого начала весны следить за Ананьинским могильником, чтобы вещи из него не попадали к случайно ко­пающимся людям или кому бы то ни было. Вы хотели напомнить Вашему знакомому, живуще­му в Елабуге, чтобы он побывал там и собрал у крестьян, что еще найдено. Но Вы забыли. На съезде^[4] я видел очень интересные оттуда вещи у Тальгрена (финский ученый), который в июне приобрел их у крестьян. Коллекция у него очень интересная и куплена и оплачена за 60 штук все­го за 7 рублей. Мне страшно жалко было этих вещей, и жаль, что они не попали к Вам в музей.

Мне кажется, необходимо сейчас же Вам поза­ботиться быть там, чтобы уже в следующий раз уже не упускать такую драгоценность» (ЦГА УР. Ф. 349. Оп. 2. Ед. хр. 7. Л. 22).

К сожалению, музей был ограничен в сред­ствах для приобретения находок, в том числе и из Ананьинского могильника. Озабоченность этим нашла отражение в протоколах заседаний Совета музея. 20 апреля 1912 г. М.С. Тюнин с некоторой долей сожаления сообщает: «На Ана­ньинский могильник около г. Елабуги, по словам А.С. Лебедева, ежегодно приезжает финский ученый Тальгрен и скупает все интересное, что местные крестьяне находят на могильнике. С течением времени находок становится все мень­ше и меньше. Сарапульскому музею, обслужи­вающему Прикамский край, небезынтересно, конечно, было бы командировать кого-либо на этот могильник. И если окажется возможным, затратить хотя бы до 15 рублей на приобрете­ние старинных интересных предметов…»(ЦГА УР. Ф. 349. On. 1. Ед. хр. 5. Л. 30).

В итоге, учитывая значимость ананьинских находок, было принято важное решение — вый­ти на антикварный рынок для приобретения древностей из Ананьинского могильника. Совет музея решил: «уполномочить изъявившего по­бывать на этом могильнике купить все интерес­ное для музея, не ограничивая его размером средств, а также списаться с Гельсингфорским музеем, не найдет ли он возможным прислать в музей снимки с предметов Ананьинского мо­гильника в обмен на снимки Сарапульского му­зея» (ЦГА УР. Ф. 349. On. 1. Ед. хр. 5. Л. 30.). В более поздних материалах ЦГА УР сохранилась информация о том, что М.С. Тюниным было «потрачено на приобретение предметов с Ана­ньевского[5] могильника и развалин древнего Болгара 5 руб 20 коп.» (Там же. Л. 34).

Размах антикварного рынка в Прикамье был весьма внушителен. Так, в протоколе Совета музея от 31 июля 1912 г. читаем: «У полковника Сергея Федоровича Михайлова в Елабуге есть коллекция старинных вещей, главным образом, оружия, в числе которой находятся вещи с мо­гильника. Эту коллекцию он согласился продать за 2500 руб. Интересно было бы приобрести в музей какие-либо вещи с Ананьевского могиль­ника. Совет определил: просить полковника Михайлова сообщить музею список предметов с Ананьевского могильника, имеющихся в его коллекции, для ознакомления и не пожелает ли он продать вещи с Ананьевского могильника и за какую цену» (Там же)^[6].

Состязание за обладание ананьинскими на­ходками имело для Сарапульского музея и весьма важные позитивные последствия. Во-первых, произошло личное знакомство сотрудников му­зея с А.М. Тальгреном, который побывал в му­зее в 1915 г. и знакомился с его коллекциями. В мае 1916 г. Общество изучения Прикамского края письменно уведомило финского археолога о том, что он «избран единогласно в члены-со­трудники названного общества» (ЦГА УР. Ф. 349. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 5). Наладился обмен научными публикациями: А.М. Тальгрен при­слал в музей семь своих печатных трудов (ЦГА УР. Ф.349. Оп. 2 . Ед.хр.13. Л.З).

Кроме того, финский ученый подготовил для «Известий Общества изучения Прикамского края» рукопись статьи «Два железных меча в Сарапульском музее» (Тальгрен, 1917. С. 20­24). Том «Известий» собирался в условиях ми­ровой войны, что привело к целому ряду про­блем с его публикацией. В письме к А.М. Тальгрену 26 июля 1916 г. М.С. Тюнин пишет: «Мно­гоуважаемый Михаил Маркович! Наш деятель­ный сотрудник Федор Васильевич Стрельцов^[7] находится теперь в общественной военной орга­низации — Земгоре, и поэтому письмо Ваше на его имя попало ко мне. Вы интересуетесь, ког­да будет издан первый номер нашего журнала «Известий Общества» — II или V выпуск, если считать ранее вышедшие выпуски «Известий земского музея». Могу вам с удовольствием сообщить, что по моему настоянию «Известия» уже печатаются, напечатан первый лист, наби­рают уже Вашу статью. Главным образом в половине августа, вероятно, будет напечатан весь выпуск и останется только сброшюровать и напечатать библиографию. Письмо Ваше от 21.08.1916 г. с вставками для Вашей статьи нами получено, и вставки эти были сделаны. Для кор­ректуры Вам послать оттиск мы, к сожалению, не можем, пришлось бы держать набор недели 3 в нашей типографии. Думаю, что мы сумеем прокорректировать удовлетворительно — у нас редактором инспектор реального училища М.Н. Скворцов. Полученные от Вас клише для таблицы рисунков, вероятно, придется отпра­вить в Москву, где у нас печатались таблицы для прошлых выпусков. Очень извиняемся, если мы с большим опозданием уведомляем вас о получении статьи. Секретаря Стрельцова взя­ли на войну, и мне приходится работать почти одному. Искренне преданный Вам Тюнин» (ЦГА УР. Ф. 349. Оп. 2. Ед. хр. 7. Л. 192).

Ананьинские древности явились для иссле­дований Сарапульского музея значимыми и для формирования научного понятийного аппарата местной археологии. Практически во всей со­хранившейся переписке JI.A. Беркутова и М.С. Тюнина только ананьинские материалы строго именуются понятием «археологическая культура»: в них идет речь о находках ананьин­ской культуры, городищах ананьинской культу­ры. Нередко упоминание в качестве синонима понятия «костеносные городища». В то же вре­мя другие памятники соотносились с весьма аморфным явлением «чудской культуры» или чудскими древностями. Именно благодаря со­отнесению целого ряда раскопанных памятни­ков с ананьинской культурой в исследованиях музея удалось констатировать, «что они пред­ставляют собой еще больший научный интерес тем, что позволяют историю указанных памят­ников отодвинуть на много веков назад по срав­нению с тем временем, к которым относила эти городища наука, основываясь на имевшихся в ее распоряжении довольно скудных данных» (ЦГА УР. Ф. 349. On. 1. Ед. хр. 7. Л. 16).

К сожалению, современные исследователи не всегда обнаруживают коллекции из дорево­люционных раскопок в тех учреждениях, кото­рые их проводили. Так, исследователь ананьин­ских древностей Е.М.Черных отмечает, что многие ананьинские находки, полученные в ре­зультате археологических изысканий Сарапульского земского музея, в его фондах обнаружить не удалось. Изучение архивных материалов позволяет пролить свет на эту ситуацию.

В одном из петербургских писем 1910 г. Л.А.Беркутова М.С. Тюнину  читаем: «Многоуважаемый Михаил Семенович! Простите, что долго не писал Вам, не было времени, то работаешь, то хвораешь. Вы опасаетесь за судьбу божков, так это напрасно. Божки — собственно куклы Ананьинской культуры, первые в находках, возвратятся в Сарапул, но в каком виде – не могу сказать, пожалуй в копиях, конечно искусно выполненых, но я посоветую Вам обратить внимание на карандашные знаки, нарисованные мною на основании кукол, и сразу узнать, что это не подделка, а оригинал^[8]. Отчет о раскопках получился неважный, ибо во время составления отчета болела голова. Ответа на удовлетворительность Отчета от Александра Андреевича [Спыцына] не получил и думаю, что он попросит добавочных сведений о раскоп­ках (этого я не боюсь у меня сохранились точ­ные записи о нивелировках грунта и поверхнос­ти площади раскопок и характере черепков). Вам приготовил уже 1,5 листа — по времени пи­сать кончить — сколько наберется всего — не знаю пока. Раскопанное городище принадлежит к костеносным городищам, но не все в целом, так как после этой культуры здесь есть еще и другая. Спицын полагает, что городище это бол­гарское, к которым причисляет и Ныргындинское. Спицын предполагал (раньше), что в груп­пе городищ близ Чеганды должно быть хотя бы одно костеносное и даже определял место, на которое указывал. Это то место, которое я опи­сываю под названием «Поляна». Городища, от­крытые нынче — «Каменный лог» и «Подкамен- ный» не определены. Меч, принесенный в дар Сарапульскому музею — сарматский, и надо по­лагать, что близ Чеганды, будет найден сармат­ский могильник, а может быть и «скифский». Кольцо с надписью УВАШЕЛЕИ^[9] Спицын не знает куда причислить. Вместе с вещами с го­родища Вам пришлется формочка ананьинской культуры, найденная Флавиодном Африкановичем^[10] и изломанная куколка, найденная П[ор- фирием] Щавловичем] Б[еркутовым]^и и уже внесена в Ваш Каталог. (Сбоку приписано «с Усть-Нечкинского городища» — О.М.). Вместе с вещами придет опись, составленная мною (ко­пия). (С боку записано (железные обломки) — ОМ.). Я пришлю Вам полную опись найденных вещей (оригинал в Комиссии)^[11]. Когда, которого числа пошлю Вам материал, я не знаю, но это будет зависеть от моего финансового положе­ния, которое сравнительно неважно» (ЦГА УР. Ф. 349. Оп. 2. Ед. хр. 13. Л. 145, 145об).

В другом письме, в январе 1911, Л.А.Берку­тов сообщает: «Многоуважаемый Михаил Се­менович! Прошу извинить меня, что долго не писал: было много дела, потом инфлюенция, а затем опять много дела и т.д. Я был у Спицына, он сказал, что вещи, которые были направлены в Сарапульский музей, все еще не отосланы, и поэтому посоветовал мне их взять перед вакатом¹³ — на что я согласился, думаю, что эта ком­бинация самая выгодная, ибо я отличу поддел­ку и возьму подлинники» (ЦГА УР. Ф. 349. Оп. Ед. хр. 16. JI. 105).

Т.е. из писем следует, что коллекции были отосланы в Петербург. Вполне возможно, что «находки невыдающегося значения»¹⁴ были уве­зены Л.A. Беркутовым в Петербург для напи­сания Отчета по итогам раскопок в ИАК, по­скольку он являлся студентом Петербургского политехнического института и проводил раскоп­ки в Сарапульском уезде во время каникул. В том же письме А.А. Спицына упоминается, что выдающиеся находки Императорская Археоло­гическая комиссия распределяет по музеям. По указу 1889 г. ИАК следила за распределением найденных древностей. Очевидно, с них дела­лись слепки, и копии отправлялись в местные музеи. Во всяком случае, современным архео­логам следует иметь четкое представление о том, какова была судьба дореволюционных кол­лекций, исходя из более детального изучения нормативных документов, определявших дея­тельность ИАК.

Изучение архивных фондов, непосредствен­но не связанных с научными материалами до­революционных раскопок, представляет большой интерес не только для социальной истории ар­хеологии. Делопроизводство научных обществ, музеев и библиотек при них, частная переписка по-прежнему являются чрезвычайно важными источниками для истории формирования науч­ных коллекций, их изучения и научного осмыс­ления.

Литература

• ЦГА УР. Ф. 349. Музей Сарапульского зем­ства.
• Мельникова О.М. Научная археологическая школа Р.Д. Голдиной в Удмуртском университе­те. Ижевск, 2006.
• Тальгрен А.М. Два железных меча в Сара­пульском музее // Известия Общества изуче­ния Прикамского края. Сарапул, 1917.
• Шишкин И.В. Жизнь Елабужского купца Ивана Васильевича Шишкина, писанная им са­мим в 1876 году. Елабуга, 2007.
• Tallgren A.M. L’epoque dite d’Ananino dans la Russie orientale // SMYA. 1919. T. 31:1.

[1] Письмо адресовано одному секретарю Сарапульской уездной земской управы, одному из учредителей земского музея Н.М.Мусерскому.

^[2] Личность установить пока не удалось.

^[3] Впоследствии они были опубликованы Тальгре­ном в Хельсинки (Tallgren, 1919).

^[4] Речь идет об областном историко-археологиче­ском съезде в Костроме, состоявшемся в июне 1909 г., на котором, будучи студентом Петербургского уни­верситета, присутствовал А.С.Лебедев.

[5] В документах музея Сарапульского земства Ананьинский могильник нередко именуется Ананьевс­ким.

^[6] Интересно, что ценность приобретаемых музе­ем находок имела либо стоимостное выражение, либо выражение в массе. Так, по поводу приобретения пьяноборских вещей в протоколах Совета музея со­общалось: «Поездка была совершена совместно с М.С. Тюниным, Л.А. Беркутовым, Ф.В. Стрельцовым в с. Пьяный Бор на Каме, где помимо собственных находок, состоящих преимущественно из черепков глиняной посуды, им удалось приобрести у крестьян с Пьяноборского могильника около 3 фунтов вещей» (ЦГА УР. Ф. 349. On. 1. Ед. хр. 5. Л. 37).

^[7] Ф.В.Стрельцов — один из учредителей Сарапуль­ского земского музея, врач по профессии.

^[8] Дан рисунок с этим знаком.

^[9] Так в тексте письма.

^[10] Личность установить пока не удалось.

^[11] Речь идет об Императорской Археологической комиссии.

Читать в формате PDF.